| Меню сайта |
| Категории каталога | ||
|
| Наш опрос |
| Мини-чат |
| Главная » Статьи » Всё о Янисе Райнисе |
|
ЯНИС РАЙНИС В ПЕТЕРБУРГЕ Санкт-Петербург. Одна из мировых столиц. Чья власть простирается на пол-Европы, пол-Азии. Город, замышленный на пустом месте самодержцем Петром и по слову его восставший из ничего…
Новоиспеченные студенты Петр Иванович Стучка (близкий друг Яниса, будущий муж его любимой сестры Доры) и Иван Христофорович Плекшан (так они поименованы во всех документах, так их и звали) комнату сняли недалеко от университета, в Академическом переулке, на четвертом этаже доходного дома. Вселились 30 августа – в день рождения Яниса. Сразу оба события и отметили. Отмечали вдвоем, чувствуя себя страшно одинокими.
Первый визит - к цензору Ремикису, чуть ли не самой важной персоне в латышском Петербурге, потом к Дависц Кажоксу, преподавателю гимназии и литератору, потом к «старым» студентам, которые и помогли им отыскать комнату поблизости от университета. Янис клятвенно обещал писать домой. Пишет. Но с мамой и старшей сестрой объясняется все насчет припасов: масла у них достаточно, колбасу тоже не стоит посылать. «Мясные продукты сейчас долго не держатся, придется их в реке утопить, а утопление сие – дело нелегкое, прохожие и полиция, глядишь, решат, что мы адскую машину выбрасываем. Нет, милые мои, шлите лучше молочное, особенно сыр, такой же вкусный, как в первый раз!» К счастью, есть младшая сестра Дора. Если б не она, мы бы, наверное, не узнали, состоялась ли встреча девятнадцатилетнего Райниса с Петербургом, могла ведь и не состояться... Письмо «Дарье Христофоровне» (он так написал). С ней Янис будет говорить не о сыре, не о колбасе. «Зубрить нам пока ничего не нужно, а когда понадобится, никто с дубинкой заставлять не будет, не погонит на занятия. Нравится – иди в университет, послушай, что профессор рассказывает, газетки почитай, встретишь знакомого – поболтай с ним в свое удовольствие и ступай к себе домой книжки читать. А читать есть где: университетские две библиотеки, огромная Императорская, где книги со всего света можно брать бесплатно, кроме того, в городе много таких, где книги выдают за небольшую плату. Так что и без зубрежки есть чем заняться, если хочешь. Надоело читать – можешь шагать по городу или вскарабкаться на трамвай (вагоны конной железной дороги) и на верхотyре дышать свежим воздухом, ехать, разглядывать мир. Смотреть есть на что: сколько бы по одной упице не проходил, увидишь что-то новое. А Нева, а гранитные набережные, а мосты со всякими цацками, сфинксами, статуями, обелисками и черт-те с чем еще! Церкви с куполами чистого золота или башнями точно гигантские золотые иглы. Исаакиевский собор с дорогими, а иногда и красивыми иконами, там есгь одна – 32 фунта золота, не считая камней: алмазов, рубинов; столько всего налеплено... Про музеи, картинные галереи не говорю, хотя они-то мне больше всего нравятся. Просто голова идет кругом, когда смотришь все подряд. Да! И зоосад! И много, много чего еще, о чем сегодня не успею. Да уж, тут хватает на что посмотреть, даже устаешь, и если что-то не так ярко, не так великолепно, то уже и не смотришь. Но разве обо всем расскажешь? Приезжай и смотри, покуда глаза не устанут (правда-правда, по-настоящему устанут: со мной никогда раньше не случалось – чтоб глаза уставали от того, что смотришь). Может, ты тоже когда-нибудь сюда попадешь или еще кто из наших: есть, есть на что поглазеть!»
 Он, Янис, все время сравнивал себя с другими. Сравнение почти всегда было не в его пользу. Другие были лучше. Только изредка все были «хуже». Не хуже его, нет, но хуже, чем хотелось бы.
Причин для того, чтобы поедом есть себя, всегда хватало. В школе он корил себя за смешливость. За то, что стихи пытается писать – и бросить не в состоянии. За лень. За чудовищную застенчивость. За робость с окружающими. За грубость с окружающими. За излишек воображения. За недостаток воображения. С некоторых пор он уличал себя и в зависти. Вот Бернхард – почти идеальный человек, а тебе остается грызть локти от зависти. Лелюк: какой он добрый! Почему я не такой же спокойный, добродушный, простой? Андрей Дирикис. Ну с этим кто же мог бы равняться?! Теперь он завидует Петруше. Стyчке. Какая работоспособность! Какая сила духа! Тему нужно проработать. Довести до логического завершения. До края. До абсурда. Это он и делает. Письменно. Читаем. «Попурри. Полубред, полуправда. Сижу спокойно, перевожу «Мертвые души» Гоголя. Тут мой Петерис закончил какую-то там свою работенку, берет другой том Гоголя и садится тоже переводить - «Нос». Какой-то бес вселяется в меня. Плеваться я хочу, расшвырять все бумаги! Но поскольку я человек рассудительный, то почти спокойно захлопываю книгу, пожалуй, чересчур спокойно, по крайней мере, виновник всего этого на мою демонстрацию - ноль внимания. Кладу перо, бумаги швыряю - не на пол, правда, а в ящик стола, - и начинаю бегать по комнате. Не нужно думать, что шум от этого так уж велик: единственный, кто что-либо заметил, опять же я сам. Бегаю-бегаю по комнате туда сюда, жду нетерпеливо: неужто не заметит? Нет, и ухом не ведет. А меня до того задело его преступпение, - как если бы я сел на иголку. Дикая ревность напала, не помогают никакие резоны – натура сильней, натура ма-аленького человечка. Мне больно физически от того, что он взялся переводить то же, что и я, - не знаю даже, почему так больно, не потому ли, что он отнимет у меня всю славу? Наконец, я забрался в кладовку, стоял там, так что одна нога затекла, перенес тяжесть на другую ногу - затекла и другая.Такое зло меня взяло, такая досада... (может, не продолжать?) Шутки шутками, но зачем он берет именно Гоголя («Нос» вообще-то давно ему нравился)? Доходит до смешного - как он все повторяет за мной. Прикинул: в чем он мне подражает. В утешение себе добавил тут же, что это признак моего превосходства. Долго еще бредил в этом чуланчике, хотя, правду говоря, не все было бредом, кое-что и правда. Хочу преодолеть дурное в себе - как получилось, что это опять невозможно? И злость такая: неужели я из ничтожеств, таких как Сальери? Злость распирала грудь все ужасней. Почему это я тянусь к доброму, прекрасному, честному, в лучшие мгновения все это люблю чисто, свято, - и всегда тебя что-то унизит, заставит презирать себя самого. И опять я его виню: из-за него приходится терпеть такое унижение. Гордость моя из-за него терпит такие муки. Взбунтоваться хочется, уничтожить, - нет, лучше подчинить его моей власти, заставить себе служить и его и других, всех, всех, кого я знаю, ненавижу всех, кого знаю, и нет никого и ничего, кого или что я бы не ненавидел! Хитростью бы я их поработил и, властвуя и возвышаясь над ними, радовался бы: пускай злобой, пускай коварством, но я бы превзошел этих ангелочков!
 Мученье - так думать, бредить, но муки эти так живы, что огонь их достает до костей, тут уж не заскучаешь, чувствуешь, что жив, что не дремлешь в«святом» безразличии. И потом я представил, что буду копить деньги, править и владеть другими как истинный материалист... и много еще чего мелькнуло в бреду, но наконец все во мне стихло, сделалось скучно. Да и сколько же можно торчать в этой кладовке! Итак, я вышел... Теперь, когда пишу эти строчки, дурь прошла, на месте безумия опять сонное спокойствие».
Он прожил в Санкт-Петербурге восемь семестров, разделенных семью каникулами. Поначалу прилежно посещал лекции и своих, и чужих профессоров, - в аудитории, где читали свой предмет Менделеев. Коркунов или Бехтерев, набивался народ со всех факультетов и курсов: на лекциях профессора Вредена студентов было раз, два и обчелся, и те зевали и пересмеивались. В первый год Янис старательно объяснял себе и родным, чем он занят. «Нужно знать, где родилось право, что оно такое, к чему идет, куда и откуда, где его начала и концы. И все это - не шутки ради и не от скуки, а чтобы уяснить, в чем суть законов, и потом в каждом отдельном случае вынести правильный приговор, если даже в законах про этот случай ничего нету; нужно также сообразить, не ошибается ли сам закон, и если да, то принять новый закон, более правильный. И так далее, - много нового и удивительного, чего и не ждал. Видно, чем дальше, тем умней придется становиться - чему только не учат юристов, ни сам Бог, ни сам черт не разберет. Законы древних римлян и древних русских, народное хозяйство (вот будет о чем потолковать с папенькой на Рождество, ему понравится!), и философия. и статистика, и полицейское и финансовое право и т.д. и т.п. А когда ты все это воспримешь мозгами и желудком переваришь, выбирай по желанию - быть апликатом или профессором, чиновником, политико! - или дипломатом».
| |
| |
| Просмотров: 3133 | Рейтинг: 3.0/109 | |
| Всего комментариев: 0 | |
| Меню сайта |
| Форма входа |
| Поиск |
|
|
| Друзья сайта |
|
| Статистика |
 : 1 : 1 : 0 |