В стихотворном послании Пушкина Языкову, написанном в Михайловском, есть строки:
В деревне, где Петра питомец, Царей, цариц любимый раб И их забытый однодомец, Скрывался прадед мой арап, Где, позабыв Елисаветы И двор и пышные обеты, Под сенью липовых аллей Он думал в охлажденны леты О дальней Африке своей, Я жду тебя...
Арап - он же русский помещик. Потомок абиссинских владык, живущий в глухой псковской деревне, «под сенью липовых аллей»... Это было необычайно. Но Пушкин знал, что прадед его - «арап Петра Великого» окончил свои дни не в псковских имениях, а под Петербургом, в Суйде. Откуда же возник такой поэтический образ? Очевидно, его навеяло Пушкину следующее: в соседнем с Михайловским селе Петовском жил на покое последний из сыновей Абрама Петровича Ганнибала - Петр Абрамович, и был он почти так же черен, как и его знаменитый отец. В годы ссылки Пушкин неоднократно бывал в Петровском, видел своего двоюродного деда. Село Петровское расположено в четырех километрах от Михайловского. Сейчас это старое ганнибаловское поместье является частью Государственного Пушкинского заповедника. Абрам Петрович Ганнибал получил Петровское одновременно с Михайловским и другими деревнями, входившими в Михайловскую губу. Но благоустраивал село, придал ему тот вид, который застал Пушкин и который частично сохранился до наших дней, второй владелец Петровского - Петр Абрамович Ганнибал. Как отец его и братья, был он военным. Служил в артиллерии, дослужился до генералмайорского чина. В восьмидесятых годах XVIII века вышел в отставку и поселился в доставшейся ему от отца псковской деревне. Полторы тысячи десятин земли да около трехсот крепостных душ придавали Петру Абрамовичу вес в уезде и даже в губернии.
При Петре Абрамовиче был разбит и сохранившийся до сих пор петровский парк. Парк невелик - около трех гектаров, но красив и разнообразен. Это типичный «французский парк», прекрасный образец архитектурно-паркового искусства XVIII века. Спланирован он четко, с большим вкусом. Строгие тенистые аллеи идут и параллельно, и пересекая друг друга. Пространство между ними - светлые солнечные площадки - «залы». Искусное чередование света и тени, стройность и строгость линий, умелый подбор различных пород деревьев составляют своеобразие и прелесть петровского парка. Парк весь лиственный. Есть в нем липа, клен, дуб, береза, ясень, вяз (тот вяз, который посадил в Михайловском перед домом сын поэта Г. А. Пушкин, тоже родом из Петровского). Но главные деревья в петровском парке - липы. И не просто липы, а липы-великаны и липы-карлики. С берега озера в усадьбу ведет парадная аллея карликовых лип. Карликовые липы растут очень медленно. Несмотря на свой весьма почтенный возраст (им за полторы сотни лет), они невысоки, тонкоствольны. Но ветвей у них изобилие. И хотя аллея широка, ветви ее невысоких деревьев, сходясь, образуют зеленый свод. Во всякое время года липы по-своему хороши. Летом - пышной зеленью и тенью; ранней осенью - желтым золотом листвы, сквозь которую просвечивает холодная синева озера; зимой - причудливыми очертаниями стволов и ветвей, покрытых сверкающим инеем. Когда-то в самом начале этой главной аллеи стояла каменная арка. Поверх арки устроена была площадка, обнесенная перильцами,- нечто вроде беседки, куда вела лесенка. Сверху открывался великолепный вид на озеро Кучане и его живописные берега.
Меж нив златых и пажитей зеленых Оно, синея, стелется широко; Через его неведомые воды Плывет рыбак и тянет за собой Убогий невод. По брегам отлогим Рассеяны деревни...
По преданию, сидя в беседке над аркой, Петр Абрамович любил обозревать озеро и окрестности. Барский дом был внешне много пригляднее, чем михайловская «ветхая лачужка» и неказистый «тригорский замок». Он был довольно велик и высок. Но внутренняя отделка и убранство комнат не отличались ни красотою, ни роскошью. Такие же, как и в Михайловском, большие изразцовые печи, дубовый пол, штофные обои, старинные портреты и картины в потемневших рамах. Отдельные ценные вещи, вывезенные из Петербурга и из-за границы - мебель красного дерева и карельской березы, гобелены, ковры, opужие, - здесь мирно уживались с еловыми лавками, табуретками, комодами, домоткаными половиками и занавесками.
Жилище Петра Абрамовича во многом напоминало «покои» дяди Онегина.
Он в том покое поселился, Где деревенской старожил Лет сорок с ключницей бранился, В окно смотрел и мух давил. Все было просто: пол дубовый, Два шкафа, стол, диван пуховый, Нигде ни пятнышка чернил. Онегин шкафы отворил; В одном нашел тетрадь расхода, В другом наливок целый строй, Кувшины с яблочной водой И календарь осьмого года: Старик, имея много дел, В иные книги не глядел.
К подобным «деревенским старожилам» принадлежал и помещик села Петровского - Петр Абрамович Ганнибал. Годами жил он в своей деревне, томясь от безделия, измышляя, как бы заполнить бесконечный досуг, и самовластно повелевая своими крепостными рабами. В августе 1825 года Пушкин писал П. А. Осиповой в Ригу: «Я рассчитываю еще повидать моего двоюродного дедушку, - старого арапа, который, как я полагаю, не сегодня-завтра умрет, а между тем мне необходимо раздобыть от него записки, касающиеся моего прадеда». Старому арапу - Петру Абрамовичу Ганнибалу - было в то время восемьдесят три года, и Пушкин решил, не откладывая, получить у него документы и сведения об Абраме Петровиче. Поэт поехал в Петровское. Пушкину запомнилось, как сразу после Лицея он навестил здесь Петра Абрамовича. Тогда старик был бодр, подвижен. Жил, как нынче, один, бобылем. С семьей - женой и тремя детьми - давно расстался. Жене написал, чтобы «она к успокоению его не жила более с ним вместе, а получала бы от него с детьми положенное им содержание».
Освободившись от тягот семейной жизни, зажил Петр Абрамович согласно своему вкусу и нраву. А нравом он был груб, гневлив и взбалмошен: совсем как владелец села Покровского - Кирила Петрович Троекуров из повести Пушкина «Дубровский». Отставной генерал Петр Абрамович, как и генерал в отставке Кирила Петрович, «в домашнем быту... выказывал все пороки человека необразованного. Избалованный всем, что только окружало его, он привык давать полную волю всем порывам пылкого своего нрава и всем затеям довольно ограниченного ума. Несмотря на необыкновенную силу физических способностей, он раза два в неделю страдал от обжорства и каждый вечер бывал навеселе... С крестьянами и дворовыми обходился он строго и своенравно».
Любимым занятием Петра Абрамовича был перегон настоек и водок. Для этой цели построен был даже специальный аппарат. С мощью крепостного человека Михайлы Калашникова «генерал-майор от артиллерии» возводил настойки «в известный градус крепости». Возводил со страстью и без устали. Когда же случались неудачи, дворовый человек платился за них спиной. Позднее, уже служа приказчиком у Пушкиных в Михайловском, Калашников рассказывал: «Когда бывали сердиты Ганнибалы, все без исключения, то людей у них выносили на простынях». Любимая поговорка Петра Абрамовича была: «Эй, малый, подай водки алой!» Да и не только поговорка. Впервые побывав в Петровском, Пушкин так описал поведение своего двоюродного деда: «.. просил водки. Подали водку. Налив рюмку себе, велел он и мне поднести; я не поморщился - и тем, казалось, чрезвычайно одолжил старого Арапа. Через четверть часа он опятъ попросил водки и повторил это раз 5 или 6 до обеда». Подобно многим тогдашним помещикам, завел Петр Абрамович у себя в поместье «свой» балет, «своих» музыкантов. Тот же Михайла Калашников, обученный каким-то немцем, умел разыгрывать на гуслях русские песни. И по вечерам его игра то погружала барина в печаль, то приводила в буйное веселье. И то и другое равно страшило окружающих. С годами «старый арап» одряхлел. Он почти не двигался. Целые дни проводил в своих креслах, окруженный многочисленной раболепной и запуганной дворней. Часто он засыпал. Потом просыпался, вздрагивал, обводил все вокруг тусклым взглядом. Голова его тряслась. Темное лицо испещрили бесчисленные морщины. Память ему изменяла. Он забывал даже имена самых близких людей. По настоятельной просьбе Пушкина Петр Абрамович передал ему некоторые документы, и среди них неизвестно кем составленную биографию А. П. Ганнибала на немецком языке.
Петровская эпоха, ее деятели, необыкновенная жизнь «арапа Петра Великого» - все это чрезвычайно интересовало Пушкина. В слабеющей памяти Петра Абрамовича хранилось немало семейных преданий. К 1825 году относится стихотворный набросок Пушкина:
Как жениться задумал царский арап, Меж боярынь арап похаживает, На боярышень арап поглядывает. Что выбрал арап себе сударушку, Черный ворон белую лебедушку. А как он арап чернешенек, А она-то душа белешенька.
В тот же 1825 году вышло в свет первое издание первой главы «Евгения Онегина» с примечаниями автора. В примечании к стиху «Под небом Африки моей» поэт кратко рассказал о жизни и трудах у П. Ганнибала. Рассказ он кончал словами: «В России, где память замечательных людей скоро исчезает, по причине недостатка исторических записок, странная жизнь Аннибала [то есть Ганнибала] известна только по семейным преданиям. Мы со временем надеемея издать полную его биографию». Полной биографии своего прадеда Пушкин не написал. Может быть, потому, что жизнь Ганнибала более подходила для создания исторического романа. «Арап Петра Великого» - так назывался роман, который в 1827 году Пушкин начал писать в Михайловском. И тогда-то особенно пригодились ему документы, полученные от Петра Абрамовича-. Умер П. А. Ганнибал не то в 1825, не то в 1826 году. Дата его смерти точно неизвестна. После него Петровское перешло к его сыну Веньямину Петровичу. И Пушкин, наезжая в родные края, навещал в ганнибаловском поместье своего двоюродного дядю. Петровское менялось, но прежний его уклад и «старого арапа» - поэт не забыл. Он вспоминал их, когда писал «Дубровского», «Историю села Горюхина» - те из своих произведений, где картины крепостнического произвола нарисованы им с особой полнотой.
|