Итак, Янис оказался после переезда в Беркенеле в полном распо­ряжении сестры, отданный на милость ей и ее любви, - а любить она умела, как выяснилось, только деспотически, так, как и ее самое любили.

Полем битвы сделались азбука, грамота, письмо, книга. Лизе появлялась перед младшим братом как олицетворение сурового долга. Голубенькими неуступчивыми глазами навстречу ей глядела естест­венная, еще никем не оспоренная свобода.

Райнис объясняет (из своего взрослого будущего): Джек, он же Янис, он же Жанчик отпихивал протянутую ему книгу потому, что был убежден - его отрывают от настоящего дела! Дело-то - вот оно: жизнь. Лес, пруд, сад, песни гуда Недзвецкого, игра. От всего настоящего, живого его за руку волокут к чему-то выдуманному и скучному и притом, кажется, не совсем настоящему, не совсем живому.

В записях, отрывочных воспоминаниях из времен детства у Райниса многократно повторяется: «Меня не били». «Не секли». «Ни разу не сечен». И - на какой-то из сотен страниц - вдруг: «Розги единственный раз».

Да, это он носился «сломя голову», «не признавая никаких пре­пятствий». А иной раз забирался на чердак и затихал надолго.

Должна, должна была обнаружиться подобная библиотека в этой  жизни! Без нее не хватало бы чего-то, а с ней это отрочество обретает совершенную полноту.

Книги не сохранились. Остались они только в памяти мальчика, заглянувшего на заветный чердак впервые, должно быть, лет в три­надцать-четырнадцагь. Почему не раньше? Потому, что выбор главных, запомнившихся книг говорит о повзрослении.

Другие книги названы определенно.  «Об одиночестве», философское сочинение Георга Циммермана (скорее всего, четырехтомное лейпцигское издание знаменитой в свое время книги), «Макробиотика, или Искусство продлить человеческую жизнь» Хуфеланда, «Курс изящной словесности» Баттё.

(Г. Циммерман (1728-1795) – философ, литератор, медик, личный врач английского, затем прусского короля Фридриха Великого. «Об одиночестве» (заметим: слово, ключевое для Райниса) - название, открывающее список книг, обнаруженных мальчиком на чердаке. Кристоф В.Хуфеланд (1762-1836) - немецкий врач, ученый. Шарль Баттё (1713-1780)-французский философ, педагог.

    Жива была традиция семейного чтения. В час, когда семья собиралась за столом, Янису говорили: «Ну, что ты нам сегодня почитаешь?»

Кришянис Плиекшанс страстно увлекался лошадьми: тут была одна из сфер, где он мог потягаться с немецкими баронами. И тягался! Его лошади  выигрывали скачки, устраивавшиеся ежегодно в Земгальской Гриве.

А жажда справедливости заставит Плиекшана-старшего снова и снова ссориться с могущественными соседями, помещиками - в том числе и с теми, что сдавали имения ему в аренду. Он много потеряет на этом. Придется кочевать, потому что помещик не захочет продлить строптивому латышу аренду; судебные тяжбы, одна другой тягостней и бесконечней, нависнут над домом, а неудачный исход последней из них подтолкнет старого Кришьяниса к могиле.

Бунт, попытка победить и переродить «весь мир, погрязший в пороках и коварстве», - это выпадет на долю его сына.

Где-то за усадьбой было озеро (теперь его нет). Рассказывали, что там на дне лежат какие-то сокровища. Сокровища лежали, были там, конечно. И на дне. И на поверхности - солнечной рябью слепя. И по берегам Лауце. И мало ли где еще, - только поищи, даже не выходя из дома, на том же чердаке. Книги, которые он там проглатывал в одиночестве, - «Жа-ан! Ты где? Обе-едать!» - кричит не в первый раз сестра Лизе, но ей не отвечают, - книги внушали ему мечты непрактичные, идеальные, мало подходившие к его положению, слишком оторванные от реального, от отцовских и Лизиных забот.

Доктор медицины Хуфеланд - тот, спасибо, объясняет, что надоб­но есть, чего не надо, как чередовать труды и отдых, как двигаться, поддерживать и укреплять силы; это все дело. А вот Клопшток и Лафатёр, Ленау, Гете, Шиллер, Гёльдерлин - эти способны сбить юнца с панталыку. Не нужно бы ему так много читать: один вот так в Калкуне тоже начитался и спятил, хотел чересчур большого ума, ан никакого не стало, мозги вывихнул.